Анатолий ЯКОВЛЕВ ©

ДУНДУК

Михал Иваныч у маменьки один рос. За исключением брательников-дурачков. Вовиков. Многояйцевых близнецов. Маменька их восьмерых цугом родила. А попробуй роди их - восемь. Да ещё цугом. Да ещё дурачков. Вовиков хоть много было, а весу в них - как в одном Михал Иваныче. И похожи все, как это на морозе. Поэтому и вовики - всё равно путать.
Живут в корзине, пищат, жрать требуют. Жрут за восьмерых Михал Иванычей, а не растут. Перспектив не имеют, в смысле эволюции. За что их, спрашивается, маменьке ценить? Вот маменька и ценила одного Михал Иваныча. А коли ценила, то всяческим образом Михал Иванычу способствовала. Киндеряйца носила. С сюрпризом. Сундуки с конструктором. И памперсы Михал Иванычу приобретала исключительно жёлтые, чтоб белое носить можно. А белое Михал Иваныч любил, потому что темноты боялся.
Особенно радела маменька, чтоб не хворал Михал Иваныч. Мол, кто в детстве хворает, во взрослом возрасте дундуком делается. И так в родне все мужики дундуками были, а маменька загадала, чтоб Михал Иваныч агроном был - землю сеял. Ну, и щадила Михал Иваныча. На улицу не пускала.
- Зимой, - говорит, - холодно, а летом - жарко. Перепад тепла. А от перепада тепла человек непременно захварывает!
И - за вожжи.
- А чтоб человек не хворал, - кричит, - перепад тепла требуется одинаковый, как в избе! Нечего по двору рыскать - не Жучка, блин, чать, на фиг!
Михал Иваныч и сидел в избе. А куда деваться? Замок амбарный, ключ у маменьки, маменька в поле - капусту рубит…
Маменька-то не знала, что Михал Иваныч уже дундук. Растёт себе мальчик и растёт. Её же Михал Иваныч не сказал, что дундук. Во-первых, чтоб отношения не портить. А во-вторых, он, Михал Иваныч, вообще говорить не соображал. За ненадобность. Рот у него киндеряйцами занят был. Да и чего мамке с Михал Иванычем лясы точить - знай, памперсы меняй!

Раз сидит Михал Иваныч на печи, сундук с конструктором жрёт. Сундук жрёт, а конструктором в вовиков плюётся, чтоб со скуки не передохли. Вовики в корзине пищат, Михал Иваныч им подвывает, да пятками по печи стучит. В такт.
Вдруг слышит: вроде под окнами ходит кто. А Михал Иваныч не любил, чтоб под окнами ходили - пахло. Михал Иваныч на улицу выглянул, а там олигофрены гуляют, человек двадцать два. Нагнулись над лужей и кирпич в лужу бросают - для брызгов. У кого на роже больше брызгов - тому щелбан, у кого меньше - пендель. И все на Михал Иваныча похожи.
"Ишь ты, - думает Михал Иваныч, - какую интересную игру олигофрены затеяли! Славные ребятишки!"
А олигофрены, знай себе, играются. И все на Михал Иваныча похожи. Михал Иваныч и пропёрло, что похожи. Пропёрся - и ржать. Олигофрены сперва шуганулись - конь, подумали: омнибусом переедет! А потом углядели - Михал Иваныч в окне, на них похожий. Ну, и сами пропёрлись что, мол, заместо окна - зеркало. Стоят, сами ржут. Потом взяли кирпич - и в окно, зеркало кокнуть, чтоб ржать перестать и дальше играться.
Кирпич от Михал Иванычевой рожи отрикошетил и корзину с вовиками опрокинул. Вовики расползлись по избе, пищат, спичками балуются. Изба возьми - и сгори. А Михал Иваныч вовиков возьми - и спаси. Стоит, со смеху корчится - вовики в карманах пищат, щекочут. Олигофрены вокруг тоже со смеху корчатся - это же какой парадокс надо, чтоб от кирпича избу спалить?! И ещё дундук рядом с полными карманами писка! И ещё зеркало кокнули, а всё равно на них похож!
Так разгоготались, что из города машина с мигалками прикатила. Бензина ей, сволочи, не жалко… nissan patrol.